Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Николай Васильевич Гоголь
Мертвые души

© Воропаев В. А., 2001

© Виноградов И. А., Воропаев В. А., комментарии, 2001

© Лаптев А. М., наследники, иллюстрации

© Оформление серии. Издательство «Детская литература», 2001

* * *

К читателю от сочинителя

Кто бы ты ни был, мой читатель, на каком бы месте ни стоял, в каком бы звании ни находился, почтен ли ты высшим чином или человек простого сословия, но если тебя вразумил Бог грамоте и попалась уже тебе в руки моя книга, я прошу тебя помочь мне.

В книге, которая перед тобой, которую, вероятно, ты уже прочел в ее первом издании, изображен человек, взятый из нашего же государства. Ездит он по нашей Русской земле, встречается с людьми всяких сословий, от благородных до простых. Взят он больше затем, чтобы показать недостатки и пороки русского человека, а не его достоинства и добродетели, и все люди, которые окружают его, взяты также затем, чтобы показать наши слабости и недостатки; лучшие люди и характеры будут в других частях. В книге этой многое описано неверно, не так, как есть и как действительно происходит в Русской земле, потому что я не мог узнать всего: мало жизни человека на то, чтобы узнать одному и сотую часть того, что делается в нашей земле. Притом от моей собственной оплошности, незрелости и поспешности произошло множество всяких ошибок и промахов, так что на всякой странице есть что поправить: я прошу тебя, читатель, поправить меня. Не пренебреги таким делом. Какого бы ни был ты сам высокого образования и жизни высокой, и какою бы ничтожною ни показалась в глазах твоих моя книга, и каким бы ни показалось тебе мелким делом ее исправлять и писать на нее замечания, – я прошу тебя это сделать. А ты, читатель невысокого образования и простого звания, не считай себя таким невежею, чтобы ты не мог меня чему-нибудь поучить. Всякий человек, кто жил и видел свет и встречался с людьми, заметил что-нибудь такое, чего другой не заметил, и узнал что-нибудь такое, чего другие не знают. А потому не лиши меня твоих замечаний: не может быть, чтобы ты не нашелся чего-нибудь сказать на какое-нибудь место во всей книге, если только внимательно прочтешь ее.

Как бы, например, хорошо было, если бы хотя один из тех, которые богаты опытом и познанием жизни и знают круг тех людей, которые мною описаны, сделал свои заметки сплошь на всю книгу, не пропуская ни одного листа ее, и принялся бы читать ее не иначе, как взявши в руки перо и положивши перед собою лист почтовой бумаги, и после прочтенья нескольких страниц припомнил бы себе всю жизнь свою и всех людей, с которыми встречался, и все происшествия, случившиеся перед его глазами, и все, что видел сам или что слышал от других подобного тому, что изображено в моей книге, или же противоположного тому, все бы это описал в таком точно виде, в каком оно предстало его памяти, и посылал бы ко мне всякий лист по мере того, как он испишется, покуда таким образом не прочтется им вся книга. Какую бы кровную он оказал мне услугу! О слоге или красоте выражений здесь нечего заботиться; дело в деле и в правде дела, а не в слоге. Нечего ему также передо мною чиниться, если бы захотелось меня попрекнуть, или побранить, или указать мне вред, какой я произвел наместо пользы необдуманным и неверным изображением чего бы то ни было. За все буду ему благодарен.

Хорошо бы также, если бы кто нашелся из сословия высшего, отдаленный всем и самой жизнью и образованием от того круга людей, который изображен в моей книге, но знающий зато жизнь того сословия, среди которого живет, и решился бы таким же самым образом прочесть сызнова мою книгу и мысленно припомнить себе всех людей сословия высшего, с которыми встречался на веку своем, и рассмотреть внимательно, нет ли какого сближения между этими сословиями и не повторяется ли иногда то же самое в круге высшем, что делается в низшем? и все, что ни придет ему на ум по этому поводу, то есть всякое происшествие высшего круга, служащее в подтверждение или в опровержение этого, описал бы, как оно случилось перед его глазами, не пропуская ни людей с их нравами, склонностями и привычками, ни бездушных вещей, их окружающих, от одежд до мебелей и стен домов, в которых живут они. Мне нужно знать это сословие, которое есть цвет народа. Я не могу выдать последних томов моего сочинения по тех пор, покуда сколько-нибудь не узнаю русскую жизнь со всех ее сторон, хотя в такой мере, в какой мне нужно ее знать для моего сочинения.

Недурно также, если бы кто-нибудь такой, кто наделен способностью воображать или живо представлять себе различные положения людей и преследовать их мысленно на разных поприщах, – словом, кто способен углубляться в мысль всякого читаемого им автора или развивать ее, проследил бы пристально всякое лицо, выведенное в моей книге, и сказал бы мне, как оно должно поступить в таких и таких случаях, что с ним, судя по началу, должно случиться далее, какие могут ему представиться обстоятельства новые и что было бы хорошо прибавить к тому, что уже мной описано; все это желал бы я принять в соображение к тому времени, когда воспоследует издание новое этой книги, в другом и лучшем виде.

Об одном прошу крепко того, кто захотел бы наделить меня своими замечаниями: не думать в это время, как он будет писать, что пишет он их для человека ему равного по образованию, который одинаковых с ним вкусов и мыслей и может уже многое смекнуть и сам без объяснения; но вместо того воображать себе, что перед ним стоит человек, несравненно его низший образованьем, ничему почти не учившийся. Лучше даже, если наместо меня он себе представит какого-нибудь деревенского дикаря, которого вся жизнь прошла в глуши, с которым нужно входить в подробнейшее объяснение всякого обстоятельства и быть просту в речах, как с ребенком, опасаясь ежеминутно, чтоб не употребить выражений свыше его понятия. Если это беспрерывно будет иметь в виду тот, кто станет делать замечания на мою книгу, то его замечания выйдут более значительны и любопытны, чем он думает сам, а мне принесут истинную пользу.

Итак, если бы случилось, что моя сердечная просьба была бы уважена моими читателями и нашлись бы из них действительно такие добрые души, которые захотели бы сделать все так, как я хочу, то вот каким образом они могут переслать свои замечания: сделавши сначала пакет на мое имя, завернуть его потом в другой пакет, или на имя ректора С.-Петербургского университета, его превосходительства Петра Александровича Плетнева, адресуя прямо в С.-Петербургский университет, или на имя профессора Московского университета, его высокородия Степана Петровича Шевырева, адресуя в Московский университет, смотря по тому, к кому какой город ближе.

А всех, как журналистов, так и вообще литераторов, благодаря искренно за все их прежние отзывы о моей книге, которые, несмотря на некоторую неумеренность и увлечения, свойственные человеку, принесли, однако ж, пользу большую как голове, так и душе моей, прошу не оставить и на этот раз меня своими замечаниями. Уверяю искренно, что все, что ни будет ими сказано на вразумленье или поученье мое, будет принято мною с благодарностью.

Глава первая

В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка1
Бричка – легкая полукрытая повозка с откидным кожаным верхом.

В какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны2
Штабс-капитан – офицерский чин в пехоте, артиллерии и инженерных войсках, выше поручика и ниже капитана. Введен в 1801 г.

Помещики, имеющие около сотни душ крестьян, – словом, все те, которых называют господами средней руки. В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так чтобы слишком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русские мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. «Вишь ты, – сказал один другому, – вон какое колесо! что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?» – «Доедет», – отвечал другой. «А в Казань-то, я думаю, не доедет?» – «В Казань не доедет», – отвечал другой. Этим разговор и кончился. Да еще, когда бричка подъехала к гостинице, встретился молодой человек в белых канифасовых3
Канифас – плотная льняная ткань, обычно полосатая.

Панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушеньями на моду, из-под которого видна была манишка4
Манишка – накрахмаленный нагрудник, преимущественно из белой ткани, приложенный или пришитый к мужской сорочке.

Застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом. Молодой человек оборотился назад, посмотрел экипаж, придержал рукою картуз, чуть не слетевший от ветра, и пошел своей дорогой. Когда экипаж въехал на двор, господин был встречен трактирным слугою, или половым, как их называют в русских трактирах, живым и вертлявым до такой степени, что даже нельзя было рассмотреть, какое у него было лицо. Он выбежал проворно, с салфеткой в руке, весь длинный и в длинном демикотонном5
Демикотон – плотная хлопчатобумажная ткань.

Сюртуке со спинкою чуть не на самом затылке, встряхнул волосами и повел проворно господина вверх по всей деревянной галдарее показывать ниспосланный ему Богом покой. Покой был известного рода, ибо гостиница была тоже известного рода, то есть именно такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленную комодом, где устроивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся знать о всех подробностях проезжающего. Наружный фасад гостиницы отвечал ее внутренности: она была очень длинна, в два этажа; нижний не был выщекатурен и оставался в темно-красных кирпичиках, еще более потемневших от лихих погодных перемен и грязноватых уже самих по себе; верхний был выкрашен вечною желтою краскою; внизу были лавочки с хомутами, веревками и баранками. В угольной из этих лавочек, или, лучше, в окне, помещался сбитенщик с самоваром из красной меди и лицом так же красным, как самовар, так что издали можно бы подумать, что на окне стояло два самовара, если б один самовар не был с черною как смоль бородою.

Пока приезжий господин осматривал свою комнату, внесены были его пожитки: прежде всего чемодан из белой кожи, несколько поистасканный, показывавший, что был не в первый раз в дороге. Чемодан внесли кучер Селифан, низенький человек в тулупчике, и лакей Петрушка, малый лет тридцати, в просторном подержанном сюртуке, как видно с барского плеча, малый немного суровый на взгляд, с очень крупными губами и носом. Вслед за чемоданом внесен был небольшой ларчик красного дерева с штучными выкладками из карельской березы, сапожные колодки и завернутая в синюю бумагу жареная курица. Когда все это было внесено, кучер Селифан отправился на конюшню возиться около лошадей, а лакей Петрушка стал устроиваться в маленькой передней, очень темной конурке, куда уже успел притащить свою шинель и вместе с нею какой-то свой собственный запах, который был сообщен и принесенному вслед за тем мешку с разным лакейским туалетом. В этой конурке он приладил к стене узенькую трехногую кровать, накрыв ее небольшим подобием тюфяка, убитым и плоским, как блин, и, может быть, так же замаслившимся, как блин, который удалось ему вытребовать у хозяина гостиницы.

Покамест слуги управлялись и возились, господин отправился в общую залу. Какие бывают эти общие залы – всякий проезжающий знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сюда сам-шест и сам-сём испивать свою известную пару чаю6
Пара чаю. – Чай в трактирах подавался в двух фарфоровых чайниках: большой – с кипятком и малый – с заваркой.

; тот же закопченный потолок; та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на морском берегу; те же картины во всю стену, писанные масляными красками, – словом, все то же, что и везде; только и разницы, что на одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал. Подобная игра природы, впрочем, случается на разных исторических картинах, неизвестно в какое время, откуда и кем привезенных к нам в Россию, иной раз даже нашими вельможами, любителями искусств, накупившими их в Италии по совету везших их курьеров. Господин скинул с себя картуз и размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку, какую женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями, как закутываться, а холостым – наверное не могу сказать, кто делает, Бог их знает, я никогда не носил таких косынок. Размотавши косынку, господин велел подать себе обед. Покамест ему подавались разные обычные в трактирах блюда, как-то: щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка7
Пулярка – молодая откормленная курица.

Жареная, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам; покамест ему все это подавалось и разогретое, и просто холодное, он заставил слугу, или полового, рассказывать всякий вздор о том, кто содержал прежде трактир и кто теперь, и много ли дает дохода, и большой ли подлец их хозяин; на что половой, по обыкновению, отвечал: «О, большой, сударь, мошенник». Как в просвещенной Европе, так и в просвещенной России есть теперь весьма много почтенных людей, которые без того не могут покушать в трактире, чтоб не поговорить с слугою, а иногда даже забавно пошутить над ним. Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты8
Палата – название многих административных учреждений; существовали палаты: казенная (ведомства Министерства финансов), гражданская (высшее в губернии судебное учреждение) и др.

Кто прокурор, – словом, не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии – повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство. В приемах своих господин имел что-то солидное и высмаркивался чрезвычайно громко. Неизвестно, как он это делал, но только нос его звучал, как труба. Это, по-видимому, совершенно невинное достоинство приобрело, однако ж, ему много уважения со стороны трактирного слуги, так что он всякий раз, когда слышал этот звук, встряхивал волосами, выпрямливался почтительнее и, нагнувши с вышины свою голову, спрашивал: не нужно ли чего? После обеда господин выкушал чашку кофею и сел на диван, подложивши себе за спину подушку, которую в русских трактирах вместо эластической шерсти набивают чем-то чрезвычайно похожим на кирпич и булыжник. Тут начал он зевать и приказал отвести себя в свой нумер, где, прилегши, заснул два часа. Отдохнувши, он написал на лоскутке бумажки, по просьбе трактирного слуги, чин, имя и фамилию для сообщения куда следует, в полицию. На бумажке половой, спускаясь с лестницы, прочитал по складам следующее: «Коллежский советник Павел Иванович Чичиков, помещик, по своим надобностям». Когда половой все еще разбирал по складам записку, сам Павел Иванович Чичиков отправился посмотреть город, которым был, как казалось, удовлетворен, ибо нашел, что город никак не уступал другим губернским городам: сильно била в глаза желтая краска на каменных домах и скромно темнела серая на деревянных. Домы были в один, два и полтора этажа, с вечным мезонином, очень красивым, по мнению губернских архитекторов. Местами эти дома казались затерянными среди широкой, как поле, улицы и нескончаемых деревянных заборов; местами сбивались в кучу, и здесь было заметно более движения народа и живости. Попадались почти смытые дождем вывески с кренделями и сапогами, кое-где с нарисованными синими брюками и подписью какого-то Аршавского портного; где магазин с картузами, фуражками и надписью: «Иностранец Василий Федоров»; где нарисован был бильярд с двумя игроками во фраках, в какие одеваются у нас на театрах гости, входящие в последнем акте на сцену. Игроки были изображены с прицелившимися киями, несколько вывороченными назад руками и косыми ногами, только что сделавшими на воздухе антраша. Под всем этим было написано: «И вот заведение». Кое-где просто на улице стояли столы с орехами, мылом и пряниками, похожими на мыло; где харчевня с нарисованною толстою рыбою и воткнутою в нее вилкою. Чаще же всего заметно было потемневших двуглавых государственных орлов, которые теперь уже заменены лаконическою надписью: «Питейный дом». Мостовая везде была плоховата. Он заглянул и в городской сад, который состоял из тоненьких дерев, дурно принявшихся, с подпорками внизу, в виде треугольников, очень красиво выкрашенных зеленою масляною краскою. Впрочем, хотя эти деревца были не выше тростника, о них было сказано в газетах при описании иллюминации, что «город наш украсился, благодаря попечению гражданского правителя, садом, состоящим из тенистых, широковетвистых дерев, дающих прохладу в знойный день», и что при этом «было очень умилительно глядеть, как сердца граждан трепетали в избытке благодарности и струили потоки слез в знак признательности к господину градоначальнику». Расспросивши подробно будочника, куда можно пройти ближе, если понадобится, к собору, к присутственным местам, к губернатору, он отправился взглянуть на реку, протекавшую посредине города, дорогою оторвал прибитую к столбу афишу, с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и, еще раз окинувши все глазами, как бы с тем, чтобы хорошо припомнить положение места, отправился домой прямо в свой нумер, поддерживаемый слегка на лестнице трактирным слугою. Накушавшись чаю, он уселся перед столом, велел подать себе свечу, вынул из кармана афишу, поднес ее к свече и стал читать, прищуря немного правый глаз. Впрочем, замечательного немного было в афишке: давалась драма г. Коцебу9
…драма г. Коцебу… – Коцебу Август (1761–1819) – немецкий писатель-драматург, автор множества сентиментальных и мелодраматических пьес. Драма, о которой идет речь, в русском переводе называлась «Гишпанцы в Перу, или Смерть Роллы» (о покорении испанцами Америки).

В которой Ролла играл г. Поплёвин, Кору – девица Зяблова, прочие лица были и того менее замечательны; однако же он прочел их всех, добрался даже до цены партера и узнал, что афиша была напечатана в типографии губернского правления, потом переворотил на другую сторону: узнать, нет ли и там чего-нибудь, но, не нашедши ничего, протер глаза, свернул опрятно и положил в свой ларчик, куда имел обыкновение складывать все, что ни попадалось. День, кажется, был заключен порцией холодной телятины, бутылкою кислых щей10
…бутылкою кислых щей… – Кислые щи – здесь: прохладительный напиток вроде шипучего кваса, приготовленный из ржаного и ячменного солода и пшеничной муки.

И крепким сном во всю насосную завертку, как выражаются в иных местах обширного русского государства.

Весь следующий день посвящен был визитам; приезжий отправился делать визиты всем городским сановникам. Был с почтением у губернатора, который, как оказалось, подобно Чичикову был ни толст, ни тонок собой, имел на шее Анну11
…имел на шее Анну… – орден Святой Анны 2-й степени в виде креста, носился «на шее», то есть на мундире у воротника.

И поговаривали даже, что был представлен к звезде12
…представлен к звезде… – к ордену Святого Станислава 1-й степени.

; впрочем, был большой добряк и даже сам вышивал иногда по тюлю. Потом отправился к вице-губернатору, потом был у прокурора, у председателя палаты, у полицеймейстера13
Полицеймейстер – начальник полиции города.

У откупщика14
Откупщик – частное лицо, получившее от государства за определенную плату право на монопольную торговлю.

У начальника над казенными фабриками… жаль, что несколько трудно упомнить всех сильных мира сего; но довольно сказать, что приезжий оказал необыкновенную деятельность насчет визитов: он явился даже засвидетельствовать почтение инспектору врачебной управы и городскому архитектору. И потом еще долго сидел в бричке, придумывая, кому бы еще отдать визит, да уж больше в городе не нашлось чиновников. В разговорах с сими властителями он очень искусно умел польстить каждому. Губернатору намекнул как-то вскользь, что в его губернию въезжаешь, как в рай, дороги везде бархатные, и что те правительства, которые назначают мудрых сановников, достойны большой похвалы. Полицеймейстеру сказал что-то очень лестное насчет городских будочников; а в разговорах с вице-губернатором и председателем палаты, которые были еще только статские советники, сказал даже ошибкою два раза: «ваше превосходительство», что очень им понравилось. Следствием этого было то, что губернатор сделал ему приглашение пожаловать к нему того же дня на домашнюю вечеринку, прочие чиновники тоже, с своей стороны, кто на обед, кто на бостончик15
Бостончик – бостон, коммерческая (неазартная) карточная игра, носившая спокойный характер и не связанная с большим проигрышем.

Кто на чашку чаю.

О себе приезжий, как казалось, избегал много говорить; если же говорил, то какими-то общими местами, с заметною скромностию, и разговор его в таких случаях принимал несколько книжные обороты: что он незначащий червь мира сего и недостоин того, чтобы много о нем заботились, что испытал много на веку своем, претерпел на службе за правду, имел много неприятелей, покушавшихся даже на жизнь его, и что теперь, желая успокоиться, ищет избрать наконец место для жительства, и что, прибывши в этот город, почел за непременный долг засвидетельствовать свое почтение первым его сановникам. Вот все, что узнали в городе об этом новом лице, которое очень скоро не преминуло показать себя на губернаторской вечеринке. Приготовление к этой вечеринке заняло с лишком два часа времени, и здесь в приезжем оказалась такая внимательность к туалету, какой даже не везде видывано. После небольшого послеобеденного сна он приказал подать умыться и чрезвычайно долго тер мылом обе щеки, подперши их извнутри языком; потом, взявши с плеча трактирного слуги полотенце, вытер им со всех сторон полное свое лицо, начав из-за ушей и фыркнув прежде раза два в самое лицо трактирного слуги. Потом надел перед зеркалом манишку, выщипнул вылезшие из носу два волоска и непосредственно за тем очутился во фраке брусничного цвета с искрой. Таким образом одевшись, покатился он в собственном экипаже по бесконечно широким улицам, озаренным тощим освещением из кое-где мелькавших окон. Впрочем, губернаторский дом был так освещен, хоть бы и для бала; коляска с фонарями, перед подъездом два жандарма, форейторские16
Форейтор – верховой ездок, управляющий передней парой лошадей, запряженных цугом.

Крики вдали – словом, всё как нужно. Вошедши в зал, Чичиков должен был на минуту зажмурить глаза, потому что блеск от свечей, ламп и дамских платьев был страшный. Все было залито светом. Черные фраки мелькали и носились врознь и кучами там и там, как носятся мухи на белом сияющем рафинаде в пору жаркого июльского лета, когда старая ключница рубит и делит его на сверкающие обломки перед открытым окном; дети все глядят, собравшись вокруг, следя любопытно за движениями жестких рук ее, подымающих молот, а воздушные эскадроны мух, поднятые легким воздухом, влетают смело, как полные хозяева, и, пользуясь подслеповатостию старухи и солнцем, беспокоящим глаза ее, обсыпают лакомые куски где вразбитную, где густыми кучами. Насыщенные богатым летом, и без того на всяком шагу расставляющим лакомые блюда, они влетели вовсе не с тем, чтобы есть, но чтобы только показать себя, пройтись взад и вперед по сахарной куче, потереть одна о другую задние или передние ножки, или почесать ими у себя под крылышками, или, протянувши обе передние лапки, потереть ими у себя над головою, повернуться и опять улететь, и опять прилететь с новыми докучными эскадронами. Не успел Чичиков осмотреться, как уже был схвачен под руку губернатором, который представил его тут же губернаторше. Приезжий гость и тут не уронил себя: он сказал какой-то комплимент, весьма приличный для человека средних лет, имеющего чин не слишком большой и не слишком малый. Когда установившиеся пары танцующих притиснули всех к стене, он, заложивши руки назад, глядел на них минуты две очень внимательно. Многие дамы были хорошо одеты и по моде, другие оделись во что Бог послал в губернский город. Мужчины здесь, как и везде, были двух родов: одни тоненькие, которые всё увивались около дам; некоторые из них были такого рода, что с трудом можно было отличить их от петербургских, имели так же весьма обдуманно и со вкусом зачесанные бакенбарды или просто благовидные, весьма гладко выбритые овалы лиц, так же небрежно подседали к дамам, так же говорили по-французски и смешили дам так же, как и в Петербурге. Другой род мужчин составляли толстые или такие же, как Чичиков, то есть не так чтобы слишком толстые, однако ж и не тонкие. Эти, напротив того, косились и пятились от дам и посматривали только по сторонам, не расставлял ли где губернаторский слуга зеленого стола для виста17
Вист – коммерческая карточная игра, в которой участвовало четверо. Играли обычно за столом, обтянутым зеленым сукном, на котором мелом записывались взятки.

Лица у них были полные и круглые, на иных даже были бородавки, кое-кто был и рябоват, волос они на голове не носили ни хохлами, ни буклями, ни на манер «черт меня побери», как говорят французы, – волосы у них были или низко подстрижены, или прилизаны, а черты лица больше закругленные и крепкие. Это были почетные чиновники в городе. Увы! толстые умеют лучше на этом свете обделывать дела свои, нежели тоненькие. Тоненькие служат больше по особенным поручениям или только числятся и виляют туда и сюда; их существование как-то слишком легко, воздушно и совсем ненадежно. Толстые же никогда не занимают косвенных мест, а всё прямые, и уж если сядут где, то сядут надежно и крепко, так что скорей место затрещит и угнется под ними, а уж они не слетят. Наружного блеска они не любят; на них фрак не так ловко скроен, как у тоненьких, зато в шкатулках благодать Божия. У тоненького в три года не остается ни одной души, не заложенной в ломбард; у толстого спокойно, глядь – и явился где-нибудь в конце города дом, купленный на имя жены, потом в другом конце другой дом, потом близ города деревенька, потом и село со всеми угодьями. Наконец толстый, послуживши Богу и государю, заслуживши всеобщее уважение, оставляет службу, перебирается и делается помещиком, славным русским барином, хлебосолом, и живет, и хорошо живет. А после него опять тоненькие наследники спускают, по русскому обычаю, на курьерских все отцовское добро. Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: «Пойдем, брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу», – человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, – которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности. Тут же познакомился он с весьма обходительным и учтивым помещиком Маниловым и несколько неуклюжим на взгляд Собакевичем, который с первого раза ему наступил на ногу, сказавши: «Прошу прощения». Тут же ему всунули карту на вист, которую он принял с таким же вежливым поклоном. Они сели за зеленый стол и не вставали уже до ужина. Все разговоры совершенно прекратились, как случается всегда, когда наконец предаются занятию дельному. Хотя почтмейстер был очень речист, но и тот, взявши в руки карты, тот же час выразил на лице своем мыслящую физиономию, покрыл нижнею губою верхнюю и сохранил такое положение во все время игры. Выходя с фигуры, он ударял по столу крепко рукою, приговаривая, если была дама: «Пошла, старая попадья!», если же король: «Пошел, тамбовский мужик!» А председатель приговаривал: «А я его по усам! А я ее по усам!» Иногда при ударе карт по столу вырывались выражения: «А! была не была, не с чего, так с бубен!» Или же просто восклицания: «черви! червоточина! пикенция!» или: «пикендрас! пичурущух! пичура!» и даже просто: «пичук!» – названия, которыми перекрестили они масти в своем обществе. По окончании игры спорили, как водится, довольно громко. Приезжий наш гость также спорил, но как-то чрезвычайно искусно, так что все видели, что он спорил, а между тем приятно спорил. Никогда он не говорил: «вы пошли», но: «вы изволили пойти», «я имел честь покрыть вашу двойку» и тому подобное. Чтобы еще более согласить в чем-нибудь своих противников, он всякий раз подносил им всем свою серебряную с финифтью табакерку, на дне которой заметили две фиалки, положенные туда для запаха. Внимание приезжего особенно заняли помещики Манилов и Собакевич, о которых было упомянуто выше. Он тотчас же осведомился о них, отозвавши тут же несколько в сторону председателя и почтмейстера. Несколько вопросов, им сделанных, показали в госте не только любознательность, но и основательность; ибо прежде всего расспросил он, сколько у каждого из них душ крестьян и в каком положении находятся их имения, а потом уже осведомился, как имя и отчество. В немного времени он совершенно успел очаровать их. Помещик Манилов, еще вовсе человек не пожилой, имевший глаза сладкие, как сахар, и щуривший их всякий раз, когда смеялся, был от него без памяти. Он очень долго жал ему руку и просил убедительно сделать ему честь своим приездом в деревню, к которой, по его словам, было только пятнадцать верст от городской заставы. На что Чичиков с весьма вежливым наклонением головы и искренним пожатием руки отвечал, что он не только с большою охотою готов это исполнить, но даже почтет за священнейший долг. Собакевич тоже сказал несколько лаконически: «И ко мне прошу», – шаркнувши ногою, обутою в сапог такого исполинского размера, которому вряд ли где можно найти отвечающую ногу, особливо в нынешнее время, когда и на Руси начинают выводиться богатыри.

На другой день Чичиков отправился на обед и вечер к полицеймейстеру, где с трех часов после обеда засели в вист и играли до двух часов ночи. Там, между прочим, он познакомился с помещиком Ноздревым, человеком лет тридцати, разбитным малым, который ему после трех-четырех слов начал говорить «ты». С полицеймейстером и прокурором Ноздрев тоже был на «ты» и обращался по-дружески; но, когда сели играть в большую игру, полицеймейстер и прокурор чрезвычайно внимательно рассматривали его взятки и следили почти за всякою картою, с которой он ходил. На другой день Чичиков провел вечер у председателя палаты, который принимал гостей своих в халате, несколько замасленном, и в том числе двух каких-то дам. Потом был на вечере у вице-губернатора, на большом обеде у откупщика, на небольшом обеде у прокурора, который, впрочем, стоил большого; на закуске после обедни, данной городским главою18
Городской глава (голова) – выборный представитель купцов.

Которая тоже стоила обеда. Словом, ни одного часа не приходилось ему оставаться дома, и в гостиницу приезжал он с тем только, чтобы заснуть. Приезжий во всем как-то умел найтиться и показал в себе опытного светского человека. О чем бы разговор ни был, он всегда умел поддержать его: шла ли речь о лошадином заводе, он говорил и о лошадином заводе; говорили ли о хороших собаках, и здесь он сообщал очень дельные замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною палатою19
Казенная палата – «хранит казенные подряды, торги и все, что ныне составляет палату государственных имуществ: правление казенными крестьянами, оброчные статьи – в отдаче на подряд лугов, земель, мельниц, рыболовств. Источник всех взятков с подрядчика» (из записной книжки Гоголя).

, – он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки; было ли рассуждение о бильярдной игре – и в бильярдной игре не давал он промаха; говорили ли о добродетели, и о добродетели рассуждал он очень хорошо, даже со слезами на глазах; об выделке горячего вина, и в горячем вине знал он прок; о таможенных надсмотрщиках и чиновниках, и о них он судил так, как будто бы сам был и чиновником и надсмотрщиком. Но замечательно, что он все это умел облекать какою-то степенностью, умел хорошо держать себя. Говорил ни громко, ни тихо, а совершенно так, как следует. Словом, куда ни повороти, был очень порядочный человек. Все чиновники были довольны приездом нового лица. Губернатор об нем изъяснился, что он благонамеренный человек; прокурор – что он дельный человек; жандармский полковник говорил, что он ученый человек; председатель палаты – что он знающий и почтенный человек; полицеймейстер – что он почтенный и любезный человек; жена полицеймейстера – что он любезнейший и обходительнейший человек. Даже сам Собакевич, который редко отзывался о ком-нибудь с хорошей стороны, приехавши довольно поздно из города и уже совершенно раздевшись и легши на кровать возле худощавой жены своей, сказал ей: «Я, душенька, был у губернатора на вечере, и у полицеймейстера обедал, и познакомился с коллежским советником20
Коллежский советник. – Согласно Табели о рангах, введенной Петром I в 1722 году, чиновники гражданского ведомства делились на четырнадцать классов: 1-й (высший чин) – канцлер, 2-й – действительный тайный советник, 3-й – тайный советник, 4-й – действительный статский советник, 5-й – статский советник, 6-й – коллежский советник, 7-й – надворный советник, 8-й – коллежский асессор, 9-й – титулярный советник, 10-й – коллежский секретарь, 11-й – корабельный секретарь, 12-й – губернский секретарь, 13-й – провинциальный секретарь, сенатский, синодский регистратор, 14-й (самый младший чин) – коллежский регистратор. Коллежский советник приравнивался к званию полковника на военной службе.

Павлом Ивановичем Чичиковым: преприятный человек!» На что супруга отвечала: «Гм!» – и толкнула его ногою.

В отдалённом уголке России, в красивой местности посреди высоких холмов, лесов и равнин находилось поместье 33-летнего барина Андрея Ивановича Тентетникова. По характеру он был человек недурной, но бездеятельный – из тех, кого называют «коптителями неба». Проснувшись утром, он долго сидел на кровати, протирая глаза. Потом часа два просиживал за чаем, наблюдал из окна за сценками на дворе, где обычно буфетчик Григорий ругался с домоводкой Перфильевной или визжал борзой кобель, которого окатил кипятком повар. Наглядевшись, Тентетников шёл к себе в кабинет – писать серьёзное сочинение, долженствовавшее обнять всю Россию с гражданской, политической, религиозной, философической точек, разрешить затруднительные вопросы, заданные ей временем, и определить ясно ее великую будущность. Но это колоссальное предприятие у него почти не продвигалось. Покусав перо и слегка порисовав им по бумаге, Тентетников начинал читать, потом курил трубку – на этом его день обычно и оканчивался.

В молодости Андрей Иванович служил в одном петербургском департаменте, но вышел в отставку, заскучав от переписывания однообразных бумаг и поссорившись с начальником. Он уехал в своё имение, решив, что станет приносит пользу отчизне путём мудрого управления крестьянами.

Гоголь. Мертвые души. 2 том, 1 глава. Аудиокнига

Однако добрые цели Тентетникова рухнули оттого, что он ничего не понимал в сельском хозяйстве. Дела в поместье после его приезда пошли не лучше, а хуже. Андрей Иванович сознал свою неспособность к практической деятельности, потерял рвение и лишь любовался окрестными видами. Рядом не было никого, кто мог бы крикнуть ему бодрящее слово: вперед , которого жаждет повсюду всех сословий и промыслов русский человек.

Его, правда, чуть не разбудило нечто, похожее на любовь. В десяти верстах от его деревни, проживал генерал, имевший дочь Улиньку. Пылкая, отзывчивая к великодушным порывам, та была живой, как сама жизнь. Когда она говорила, у ней всё стремилось вослед за мыслью – выраженье лица, тон разговора, движенья, самые складки платья. Казалось, что она сама улетит вослед за собственными словами. Скучная жизнь Тентетникова после знакомства с Улинькой на миг озарилась.

Однако отец её, генерал, обращался с молодым Андреем Ивановичем слишком фамильярно и иногда даже говорил ему ты . Долго терпел это Тентетников, скрипя зубами, но наконец прямо высказал свою обиду и перестал ездить к генералу. Любовь к Улиньке кончилась в самом начале, и Тентетников вновь предался ленивому, праздному существованию...

Сегодня утром он с обычной задумчивостью глядел из окна и вдруг увидел, как в ворота въехала тройка с бричкой. Из неё выскочил с быстротой и ловкостью почти военного человека господин необыкновенно приличной наружности. Незнакомец вошёл в комнаты к Андрею Ивановичу и раскланялся с ловкостью неимоверной, сохраняя почтительное положенье головы несколько набок. Он изъяснил, что уже издавна странствует по России, побуждаемый любознательностью и что принуждён был заехать в его поместье из-за внезапной изломки в экипаже. Окончив речь, гость с обворожительной приятностью подшаркнул ногой и, несмотря на полноту корпуса, отпрыгнул несколько назад с легкостью резинного мячика.

Человек этот был уже знакомый читателю Павел Иванович Чичиков . Он рассказал Тентетникову, что много потерпел за правду, что даже самая жизнь его была не раз в опасности со стороны врагов, и уподобил свою судьбу судну посреди морей, гонимому отовсюду вероломными ветрами. В заключенье речи высморкался он в белый батистовый платок так громко, как Андрей Иванович еще и не слыхивал. Чичиков ничуть не утратил присущей ему ловкости обхождения.

Он поселился у Тентетникова на несколько дней и сразу одобрил философическую неторопливость хозяина, сказавши, что она обещает столетнюю жизнь. Чичиков понравился Тентетникову, который никогда не видел человека столь предупредительного и уживчивого.

Начиналась весна, и окрестности имения Тентетникова расцветали после зимней спячки. Подвижный Чичиков с удовольствием ходил по полям, наблюдая за началом сельских работ. «Какая, однако же, скотина Тентетников! – подумал он, познакомившись со всем поближе. – Такое имение и этак запустить. Можно бы иметь пятьдесят тысяч годового доходу!»

Чичикова давно уже манила мысль сделаться самому помещиком. Представлялась ему и молодая, свежая, белолицая бабенка, из богатого сословия, которая бы знала и музыку. Представлялось и детское поколение юных потомков...

Дворовые Павла Ивановича, Петрушка и Селифан тоже прижились в деревне. Петрушка сошелся с буфетчиком Григорием, сделавшись вместе с ним завсегдатаем в местном кабаке. Кучеру же Селифану очень понравилось ходить в весенние хороводы со статными, белогрудыми деревенскими девками.

О мёртвых душах Чичиков пока с Тентетниковым говорить остерегался. Зато он заметил молодому хозяину: «Как ни переворочу обстоятельства ваши, вижу, что нужно вам жениться: впадёте в ипохондрию». Тентетников вздохнул и поведал ему историю о своей любви к Улиньке и ссоре с её отцом. Услышав её, Чичиков оторопел: с минуту смотрел он пристально в глаза Андрею Ивановичу, не зная, как решить об нем: дурак ли он круглый, или только придурковат – поссорился с отцом любимой девушки из-за одного слова ты .

Он стал убеждать Тентетникова: обида эта совсем пустая, генералы всем говорят ты , и почему ж этого не позволить заслуженному, почтенному человеку? «Напротив, – возразил Тентетников. – Если бы он был бедняк, не чванлив, не генерал, я бы тогда позволил ему говорить мне ты и принял бы даже почтительно».

«Он совсем дурак, – подумал про себя Чичиков, – оборвышу позволить, а генералу не позволить!» Но вслух стал убеждать Андрея Ивановича примириться с генералом и предложил выступить посредником в этом деле: поехать к генералу как бы засвидетельствовать почтение, а между тем устроить мировую.

Поколебавшись, Тентетников согласился. На другой день Чичиков вскочил в свою коляску с легкостью почти военного человека и выехал за ворота, а оставшийся дома Андрей Иванович пришел в такое волненье духа, какого давно не испытывал.

© Автор краткого содержания – Русская историческая библиотека . На нашем сайте вы можете прочитать и полный текст этой главы 2-го тома «Мертвых душ».

Предлагаемая история, как станет ясно из дальнейшего, произошла несколько вскоре после «достославного изгнания французов». В губернский город NN приезжает коллежский советник Павел Иванович Чичиков (он не стар и не слишком молод, не толст и не тонок, внешности скорее приятной и несколько округлой) и поселяется в гостинице. Он делает множество вопросов трактирному слуге - как относительно владельца и доходов трактира, так и обличающие в нем основательность: о городских чиновниках, наиболее значительных помещиках, расспрашивает о состоянии края и не было ль «каких болезней в их губернии, повальных горячек» и прочих подобных напастей.

Отправившись с визитами, приезжий обнаруживает необыкновенную деятельность (посетив всех, от губернатора до инспектора врачебной управы) и обходительность, ибо умеет сказать приятное каждому. О себе он говорит как-то туманно (что «испытал много на веку своём, претерпел на службе за правду, имел много неприятелей, покушавшихся даже на жизнь его», а теперь ищет места для жительства). На домашней вечеринке у губернатора ему удаётся снискать всеобщее расположение и между прочим свести знакомство с помещиками Маниловым и Собакевичем. В последующие дни он обедает у полицмейстера (где знакомится с помещиком Ноздревым), посещает председателя палаты и вице-губернатора, откупщика и прокурора, - и отправляется в поместье Манилова (чему, однако, предшествует изрядное авторское отступление, где, оправдываясь любовью к обстоятельности, автор детально аттестует Петрушку, слугу приезжего: его страсть к «процессу самого чтения» и способность носить с собой особенный запах, «отзывавшийся несколько жилым покоем»).

Проехав, против обещанного, не пятнадцать, а все тридцать вёрст, Чичиков попадает в Маниловку, в объятия ласкового хозяина. Дом Манилова, стоящий на юру в окружении нескольких разбросанных по-английски клумб и беседки с надписью «Храм уединённого размышления», мог бы характеризовать хозяина, который был «ни то ни се», не отягчён никакими страстями, лишь излишне приторен. После признаний Манилова, что визит Чичикова «майский день, именины сердца», и обеда в обществе хозяйки и двух сыновей, Фемистоклюса и Алкида, Чичиков обнаруживает причину своего приезда: он желал бы приобрести крестьян, которые умерли, но ещё не заявлены таковыми в ревизской справке, оформив все законным образом, как бы и на живых («закон - я немею перед законом»). Первый испуг и недоумение сменяются совершенным расположением любезного хозяина, и, свершив сделку, Чичиков отбывает к Собакевичу, а Манилов предаётся мечтам о жизни Чичикова по соседству чрез реку, о возведении посему моста, о доме с таким бельведером, что оттуда видна Москва, и о дружбе их, прознав о которой государь пожаловал бы их генералами. Кучер Чичикова Селифан, немало обласканный дворовыми людьми Манилова, в беседах с конями своими пропускает нужный поворот и, при шуме начавшегося ливня, опрокидывает барина в грязь. В темноте они находят ночлег у Настасьи Петровны Коробочки, несколько боязливой помещицы, у коей поутру Чичиков также принимается торговать мёртвых душ. Объяснив, что сам теперь станет платить за них подать, прокляв бестолковость старухи, обещавшись купить и пеньки и свиного сала, но в другой уж раз, Чичиков покупает у ней души за пятнадцать рублей, получает подробный их список (в коем особенно поражён Петром Савельевым Неуважай-Корыто) и, откушавши пресного пирога с яйцом, блинков, пирожков и прочего, отбывает, оставя хозяйку в большом беспокойстве относительно того, не слишком ли она продешевила.

Выехав на столбовую дорогу к трактиру, Чичиков останавливается закусить, кое предприятие автор снабжает пространным рассуждением о свойствах аппетита господ средней руки. Здесь встречает его Ноздрев, возвращающийся с ярмарки в бричке зятя своего Мижуева, ибо своих коней и даже цепочку с часами - все проиграл. Живописуя прелести ярмарки, питейные качества драгунских офицеров, некоего Кувшинникова, большого любителя «попользоваться насчёт клубнички» и, наконец, предъявляя щенка, «настоящего мордаша», Ноздрев увозит Чичикова (думающего разживиться и здесь) к себе, забрав и упирающегося зятя. Описав Ноздрева, «в некотором отношении исторического человека» (ибо всюду, где он, не обходилось без истории), его владения, непритязательность обеда с обилием, впрочем, напитков сомнительного качества, автор отправляет осовевшего зятя к жене (Ноздрев напутствует его бранью и словом «фетюк»), а Чичикова принуждает обратиться к своему предмету; но ни выпросить, ни купить душ ему не удаётся: Ноздрев предлагает выменять их, взять в придачу к жеребцу или сделать ставкою в карточной игре, наконец бранится, ссорится, и они расстаются на ночь. С утра возобновляются уговоры, и, согласившись играть в шашки, Чичиков замечает, что Ноздрев бессовестно плутует. Чичикову, коего хозяин с дворнею покушается уже побить, удаётся бежать ввиду появления капитана-исправника, объявляющего, что Ноздрев находится под судом. На дороге коляска Чичикова сталкивается с неким экипажем, и, покуда набежавшие зеваки разводят спутавшихся коней, Чичиков любуется шестнадцатилетнею барышней, предаётся рассуждениям на её счёт и мечтам о семейной жизни. Посещение Собакевича в его крепком, как он сам, поместье сопровождается основательным обедом, обсуждением городских чиновников, кои, по убеждению хозяина, все мошенники (один прокурор порядочный человек, «да и тот, если сказать правду, свинья»), и венчается интересующей гостя сделкой. Ничуть не испугавшись странностью предмета, Собакевич торгуется, характеризует выгодные качества каждого крепостного, снабжает Чичикова подробным списком и вынуждает его дать задаточек.

Путь Чичикова к соседнему помещику Плюшкину, упомянутому Собакевичем, прерывается беседою с мужиком, давшим Плюшкину меткое, но не слишком печатное прозвание, и лиричным размышлением автора о прежней своей любви к незнакомым местам и явившемуся ныне равнодушию. Плюшкина, эту «прореху на человечестве», Чичиков поначалу принимает за ключницу или нищего, место коему на паперти. Важнейшей чертой его является удивительная скаредность, и даже старую подошву сапога несёт он в кучу, наваленную в господских покоях. Показав выгодность своего предложения (а именно, что подати за умерших и беглых крестьян он возьмёт на себя), Чичиков полностью успевает в своём предприятии и, отказавшись от чая с сухарём, снабжённый письмом к председателю палаты, отбывает в самом весёлом расположении духа.

Покуда Чичиков спит в гостинице, автор с печалью размышляет о низости живописуемых им предметов. Меж тем довольный Чичиков, проснувшись, сочиняет купчие крепости, изучает списки приобретённых крестьян, размышляет над предполагаемыми судьбами их и наконец отправляется в гражданскую палату, дабы уж скорее заключить дело. Встреченный у ворот гостиницы Манилов сопровождает его. Затем следует описание присутственного места, первых мытарств Чичикова и взятки некоему кувшинному рылу, покуда не вступает он в апартаменты председателя, где обретает уж кстати и Собакевича. Председатель соглашается быть поверенным Плюшкина, а заодно ускоряет и прочие сделки. Обсуждается приобретение Чичикова, с землёю или на вывод купил он крестьян и в какие места. Выяснив, что на вывод и в Херсонскую губернию, обсудив свойства проданных мужиков (тут председатель вспомнил, что каретник Михеев как будто умер, но Собакевич заверил, что тот преживехонький и «стал здоровее прежнего»), завершают шампанским, отправляются к полицмейстеру, «отцу и благотворителю в городе» (привычки коего тут же излагаются), где пьют за здоровье нового херсонского помещика, приходят в совершенное возбуждение, принуждают Чичикова остаться и покушаются женить его.

Покупки Чичикова делают в городе фурор, проносится слух, что он миллионщик. Дамы без ума от него. Несколько раз подбираясь описать дам, автор робеет и отступает. Накануне бала у губернатора Чичиков получает даже любовное послание, впрочем неподписанное. Употребив по обыкновению немало времени на туалет и оставшись доволен результатом, Чичиков отправляется на бал, где переходит из одних объятий в другие. Дамы, среди которых он пытается отыскать отправительницу письма, даже ссорятся, оспаривая его внимание. Но когда к нему подходит губернаторша, он забывает все, ибо её сопровождает дочь («Институтка, только что выпущена»), шестнадцатилетняя блондинка, с чьим экипажем он столкнулся на дороге. Он теряет расположение дам, ибо затевает разговор с увлекательной блондинкой, скандально пренебрегая остальными. В довершение неприятностей является Ноздрев и громогласно вопрошает, много ли Чичиков наторговал мёртвых. И хотя Ноздрев очевидно пьян и смущённое общество понемногу отвлекается, Чичикову не задаётся ни вист, ни последующий ужин, и он уезжает расстроенный.

Об эту пору в город въезжает тарантас с помещицей Коробочкой, возрастающее беспокойство которой вынудило её приехать, дабы все же узнать, в какой цене мёртвые души. Наутро эта новость становится достоянием некой приятной дамы, и она спешит рассказать её другой, приятной во всех отношениях, история обрастает удивительными подробностями (Чичиков, вооружённый до зубов, в глухую полночь врывается к Коробочке, требует душ, которые умерли, наводит ужасного страху - «вся деревня сбежалась, ребенки плачут, все кричат»). Ее приятельница заключает из того, что мёртвые души только прикрытие, а Чичиков хочет увезти губернаторскую дочку. Обсудив подробности этого предприятия, несомненное участие в нем Ноздрева и качества губернаторской дочки, обе дамы посвящают во все прокурора и отправляются бунтовать город.

В короткое время город бурлит, к тому добавляется новость о назначении нового генерал-губернатора, а также сведения о полученных бумагах: о делателе фальшивых ассигнаций, объявившемся в губернии, и об убежавшем от законного преследования разбойнике. Пытаясь понять, кто же таков Чичиков, вспоминают, что аттестовался он очень туманно и даже говорил о покушавшихся на жизнь его. Заявление почтмейстера, что Чичиков, по его мнению, капитан Копейкин, ополчившийся на несправедливости мира и ставший разбойником, отвергается, поскольку из презанимательного почтмейстерова рассказа следует, что капитану недостаёт руки и ноги, а Чичиков целый. Возникает предположение, не переодетый ли Чичиков Наполеон, и многие начинают находить известное сходство, особенно в профиль. Расспросы Коробочки, Манилова и Собакевича не дают результатов, а Ноздрев лишь умножает смятение, объявив, что Чичиков точно шпион, делатель фальшивых ассигнаций и имел несомненное намерение увезти губернаторскую дочку, в чем Ноздрев взялся ему помочь (каждая из версий сопровождалась детальными подробностями вплоть до имени попа, взявшегося за венчание). Все эти толки чрезвычайно действуют на прокурора, с ним случается удар, и он умирает.

Сам Чичиков, сидя в гостинице с лёгкою простудой, удивлён, что никто из чиновников не навещает его. Наконец отправившись с визитами, он обнаруживает, что у губернатора его не принимают, а в других местах испуганно сторонятся. Ноздрев, посетив его в гостинице, среди общего произведённого им шума отчасти проясняет ситуацию, объявив, что согласен споспешествовать похищению губернаторской дочки. На следующий день Чичиков спешно выезжает, но остановлен похоронной процессией и принуждён лицезреть весь свет чиновничества, протекающий за гробом прокурора Бричка выезжает из города, и открывшиеся просторы по обеим её сторонам навевают автору печальные и отрадные мысли о России, дороге, а затем только печальные об избранном им герое. Заключив, что добродетельному герою пора и отдых дать, а, напротив, припрячь подлеца, автор излагает историю жизни Павла Ивановича, его детство, обучение в классах, где уже проявил он ум практический, его отношения с товарищами и учителем, его службу потом в казённой палате, какой-то комиссии для построения казённого здания, где впервые он дал волю некоторым своим слабостям, его последующий уход на другие, не столь хлебные места, переход в службу по таможне, где, являя честность и неподкупность почти неестественные, он сделал большие деньги на сговоре с контрабандистами, прогорел, но увернулся от уголовного суда, хоть и принуждён был выйти в отставку. Он стал поверенным и во время хлопот о залоге крестьян сложил в голове план, принялся объезжать пространства Руси, с тем чтоб, накупив мёртвых душ и заложив их в казну как живые, получить денег, купить, быть может, деревеньку и обеспечить грядущее потомство.

Вновь посетовав на свойства натуры героя своего и отчасти оправдав его, приискав ему имя «хозяина, приобретателя», автор отвлекается на понукаемый бег лошадей, на сходство летящей тройки с несущейся Русью и звоном колокольчика завершает первый том.

Том второй

Открывается описанием природы, составляющей поместье Андрея Ивановича Тентетникова, коего автор именует «коптитель неба». За рассказом о бестолковости его времяпровождения следует история жизни, окрылённой надеждами в самом начале, омрачённой мелочностью службы и неприятностями впоследствии; он выходит в отставку, намереваясь усовершенствовать имение, читает книги, заботится о мужике, но без опыта, иногда просто человеческого, это не даёт ожидаемых результатов, мужик бездельничает, Тентетников опускает руки. Он обрывает знакомства с соседями, оскорбившись обращением генерала Бетрищева, перестаёт к нему ездить, хоть и не может забыть его дочери Улиньки. Словом, не имея того, кто бы сказал ему бодрящее «вперёд!», он совершенно закисает.

К нему-то и приезжает Чичиков, извинившись поломкой в экипаже, любознательностью и желанием засвидетельствовать почтение. Снискав расположение хозяина удивительной способностью своей приспособиться к любому, Чичиков, пожив у него немного, отправляется к генералу, которому плетёт историю о вздорном дядюшке и, по обыкновению своему, выпрашивает мёртвых. На хохочущем генерале поэма даёт сбой, и мы обнаруживаем Чичикова направляющимся к полковнику Кошкареву. Против ожидания он попадает к Петру Петровичу Петуху, которого застаёт поначалу совершенно нагишом, увлечённого охотою на осетра. У Петуха, не имея чем разжиться, ибо имение заложено, он только страшно объедается, знакомится со скучающим помещиком Платоновым и, подбив его на совместное путешествие по Руси, отправляется к Константину Федоровичу Костанжогло, женатому на платоновской сестре. Тот рассказывает о способах хозяйствования, которыми он в десятки раз увеличил доход с имения, и Чичиков страшно воодушевляется.

Весьма стремительно он навещает полковника Кошкарева, поделившего свою деревеньку на комитеты, экспедиции и департаменты и устроившего совершенное бумагопроизводство в заложенном, как выясняется, имении. Вернувшись, он слушает проклятья желчного Костанжогло фабрикам и мануфактурам, развращающим мужика, вздорному желанию мужика просвещать и соседу Хлобуеву, запустившему изрядное поместье и теперь спускающему его за бесценок. Испытав умиление и даже тягу к честному труду, выслушав рассказ об откупщике Муразове, безукоризненным путём нажившем сорок миллионов, Чичиков назавтра, в сопровождении Костанжогло и Платонова, едет к Хлобуеву, наблюдает беспорядки и беспутство его хозяйства в соседстве с гувернанткою для детей, по моде одетой женой и другими следами нелепого роскошества. Заняв денег у Костанжогло и Платонова, он даёт задаток за имение, предполагая его купить, и едет в платоновское поместье, где знакомится с братом Василием, дельно управляющим хозяйством. Затем он вдруг является у соседа их Леницына, явно плута, снискивает его симпатию умением своим искусно пощекотать ребёнка и получает мёртвых душ.

После множества изъятий в рукописи Чичиков обнаруживается уже в городе на ярмарке, где покупает ткань столь милого ему брусничного цвета с искрой. Он сталкивается с Хлобуевым, которому, как видно, подгадил, то ли лишив, то ли почти лишив его наследства путём какого-то подлога. Упустивший его Хлобуев уводится Муразовым, который убеждает Хлобуева в необходимости работать и определяет ему сбирать средства на церковь. Меж тем обнаруживаются доносы на Чичикова и по поводу подлога, и по поводу мёртвых душ. Портной приносит новый фрак. Вдруг является жандарм, влекущий нарядного Чичикова к генерал-губернатору, «гневному, как сам гнев». Здесь становятся явны все его злодеяния, и он, лобызающий генеральский сапог, ввергается в узилище. В тёмном чулане, рвущего волосы и фалды фрака, оплакивающего утрату шкатулки с бумагами, находит Чичикова Муразов, простыми добродетельными словами пробуждает в нем желание жить честно и отправляется смягчить генерал-губернатора. В то время чиновники, желающие напакостить мудрому своему начальству и получить мзду от Чичикова, доставляют ему шкатулку, похищают важную свидетельницу и пишут множество доносов с целью вовсе запутать дело. В самой губернии открываются беспорядки, сильно заботящие генерал-губернатора. Однако Муразов умеет нащупать чувствительные струны его души и подать ему верные советы, коими генерал-губернатор, отпустив Чичикова, собирается уж воспользоваться, как «рукопись обрывается».

Поэма «Мёртвые души» - это подробный обзор особенностей и парадоксов российского общества, в котором автор утрирует и выставляет на показ пороки и пагубные привычки помещиков и чиновников первой половины XIX века. В название произведения Николай Васильевич заложил «двойной» смысл: говоря о мёртвых душах, он имел в виду не столько погибших по факту и существовавших по документам крепостных, но живых героев - помещиков пустых, продажных, никчёмных людишек.

Краткий пересказ поэмы «Мёртвые души»

События, свидетелем которых становится читатель поэмы, происходят в XIX веке. Чиновник в отставке Павел Иванович Чичиков приезжает в провинциальный городок, чтобы хитростью скупить «мёртвые души» крепостных у здешних помещиков. Чичиков мошенник, он собирается провернуть хитроумную аферу за счёт душ, существующих только на бумаге. Прежде всего, аферист располагает к себе местную аристократию: он умел вовремя польстить и со всеми был обходителен, обладал при этом приятной внешностью и умел поддержать беседу на любую тему. Затем проныра наносит визиты помещикам: Собакевичу, Плюшкину, Коробочке, Манилову и Ноздрёву.

У каждого из них, кроме подозрительного Ноздрёва, мошеннику удаётся купить документы на умерших крестьян. Чиновники дают добро на сделку, но неожиданно помещица Коробочка выдаёт Чичикова, рассказав о сделке с ним своей знакомой. По городу прокатывается волна сплетен и негодования - очаровательный приезжий-то аферист! Переволновавшись, умирает прокурор. Сам Чичиков, простудившись, три дня не появляется в свете. О том, что его раскусили, Чичикову рассказывает Ноздрёв. Мошенник скоропостижно собирает вещи и покидает гостиницу, в которой остановился. На выезде из города ему встречается похоронная процессия: горожане прощаются с прокурором. Чичикова никто не пытается остановить, и он скрывается в неизвестном направлении.

Список персонажей поэмы Гоголя «Мёртвые души»

Основные герои:

• Павел Иванович Чичиков - главный герой, коллежский советник, чиновник в отставке.
• Господин Манилов - один из помещиков.
• Настасья Петровна Коробочка - единственная женщина-помещица в поэме.
• Господин Ноздрёв - «буйный» помещик из поэмы «Мёртвые души»
• Михаил Семёнович Собакевич - «неуклюжий» помещик.
• Степан Плюшкин - состоятельный, но внутренне «бедный» помещик.

Чиновники:

• «Глуповатый» губернатор.
• Иван Григорьевич - председатель палаты.
• Прокурор города.
• Алексей Иванович - полицмейстер города N.
• Иван Андреевич - городской почтмейстер.

Другие персонажи:

• Лакей Петрушка - слуга Чичикова.
• Кучер Селифан - слуга Чичикова.
• Феодулия Ивановна - супруга Собакевича.
• Каретник Михеев - мёртвый крепостной Собакевича.
• Степан Пробка - умерший плотник Собакевича.
• Господин Мижуев - супруг сестры Ноздрёва.
• Дочка губернатора.
• Супруга губернатора.
• Капитан Копейкин - нищий русский офицер.

Краткое содержание поэмы «Мёртвые души» по главам

О чём рассказывают «Мёртвые души» поможет разобраться их краткое содержание. Однако в сокращении возможно лишь проследить сюжет поэмы и невозможно оценить мощь этого великого произведения литературы, которое погружает в себя с первых строк и до последней главы.

Глава 1. Чичиков приезжает в город N

Бывший чиновник, ныне в отставке, Павел Иванович Чичиков задумал подзаработать нечестным путём, для исполнения задуманного плана ему необходимо насобирать мёртвые души, то есть документы на крепостных, которых уже нет в живых. Чичиков мгновенно очаровывает всю провинциальную аристократию, его принимают за уважаемого и приятного человека. На званом вечере у главы города господина Чичикова знакомят с помещиками Собакевичем и Маниловым. На приёме у почтмейстера мошенник заводит знакомство с помещиком Ноздрёвым.

Глава II. Поместье Манилова

Через неделю пребывания в городе N. Чичиков посещает деревню помещика Манилова. Доверчивый Манилов дарит Чичикову ненужные (мёртвые) души безвозмездно.

Глава III. Ночёвка у старушки Коробочки

Чичиков, направляясь к Собакевичу, заблудился и попросился на постой к помещице Коробочке. Утром он с большим трудом уговаривает боязливую старуху уступить ему её мёртвые души.

Глава VI. Визит к Ноздрёву

Покинув недоверчивую Коробочку, Чичиков останавливается в небольшом трактире, чтобы перекусить. Сюда же приходит Ноздрёв и его зять Мижуев. Ноздрёв зазывает Чичикова в гости. В его имении аферист тоже пытается купить мёртвые души, но буйный и вредный Ноздрёв отказывает ему. Господа сильно ссорятся, чуть ли не до драки. Чичиков буквально убегает из имения Ноздрёва.

Глава V. Договор с Собакевичем

Выезжая от Ноздрёва в деревню Собакевича, Чичиков сталкивается своей бричкой с каретой неизвестных ему дам. Он замечает среди них миловидную блондиночку, а позже выяснится, что это была дочь губернатора. В имении Собакевича Чичиков долго уговаривает помещика продать ему мёртвые души, и тот соглашается.

Глава VI. Имение Плюшкина

Выясняется, что у жадного Плюшкина много мёртвых душ. Крестьяне мрут и бегут от скупого помещика. Плюшкин продаёт гостю умершие души и тот отправляется назад в город.

Глава VII. Оформление бумаг на мёртвые души

Утром следующего дня Чичиков спешит оформить необходимые документы. По пути ему попадается Манилов, в палате они встречают Собакевича. Знакомства помогают мошеннику быстро подписать бумаги, затем он и чиновники отправляются к почтмейстеру отметить удачную сделку. После празднования Чичиков уезжает в гостиницу.

Глава VIII. Торжественный приём у губернатора

Город N гудит, обсуждая «богача» Чичикова, купившего за раз столько крестьян. Никто не в курсе, что приобретённые им души мертвы. Аферист является на приём к губернатору. Там он вновь видит его дочь, с которой случайно пересёкся в главе V. Чичиков пытается ухаживать за девущкой, но она не заинтересована в его внимании. Неожиданно среди гостей появляется Ноздрёв и начинает рассказывать о покупке

Чичиковым мёртвых душ. Его слова принимают за пьяный бред. Чичиков пугается и покидает бал. Вскоре в город прибывает Коробочка, которая делится со своей знакомой историей о продаже мёртвых душ приезжему Чичикову.

Глава IX. Афера Чичикова раскрыта

Весь город узнаёт правду о сделках Чичикова. Чиновники боятся наказания за помощь в осуществлении аферы и решают оставить всё в тайне. Губернатор получает известие, что в его краях скрывается беглый преступник. Все подозрения падают на Чичикова. Чиновники срочно собираются у полицмейстера.

Глава X. Экстренное собрание чиновников. Ноздрёв вводит Чичикова в курс дела

Пока «герой» сплетен болеет и не может покинуть гостиницу, чиновники активно обсуждают его биографию. Кто же такой этот странный гость города? Почтмейстер говорит о том, что, возможно, он - капитан Копейкин и делится историей об этом герое. На нервной почве умирает прокурор. Чичикову становится лучше, он, не зная о городских пересудах, едет к губернатору, но его не впускают. Остальные чиновники тоже ведут себя с ним крайне подозрительно. Чичиков находится в недоумении, пока к нему в номер не приходит Ноздрёв. Он рассказывает мошеннику, что по всему городу ходят нехорошие слухи о его незаконных сделках. Чичиков спешит собрать вещи, чтобы как можно скорее покинуть город N.

Глава XI. Чичиков покидает город N

На следующее утро Чичиков покидает гостиницу. По пути из города он пересекается с похоронной процессией. Горожане провожают в последний путь прокурора. Чичикова никто не пытается задержать. В конце поэмы автор повествует о детстве и воспитании главного героя, поясняя, как тому пришла в голову идея покупки мёртвых крепостных.

Краткая характеристика героев поэмы «Мёртвые души»

Всё повествование в поэме построено на подробном разборе образов чиновников на Руси и непростой жизни крестьянства. Из характеристик главных персонажей произведения складывается образ России XIX века.

Образ в поэме «Мёртвые души»

Главного героя, Павла Ивановича Чичикова , поэмы можно смело назвать представителем зарождающегося на Руси класса предпринимателей. Образ его многогранен, он качественно выделяется на фоне других персонажей своей деятельностью и активностью. Для всех он загадка - даже внешность Чичикова о нём мало говорит. И не красив и не уродлив, и не стар и не слишком молод…

Нелегко понять и внутренний мир героя Гоголя. Он многолик, подстраивается под любого собеседника, что позволяет ему без особых усилий втереться в доверие к местным чиновникам и помещикам и моментально занять нужное ему положение в незнакомом обществе. Ещё с юных лет Чичиков научился получать выгоду с тех людей, которые побогаче его самого. Отец объяснил герою, что к деньгам нужно относиться очень бережно и ценить каждую копейку - эта вещь надёжнее всего. Чичиков с ранних лет уяснил, что именно деньги прокладывают путь ко всему желанному и необходимому в жизни.

Всю свою карьеру герой зарабатывал денежные средства не честными путями. Активно пользуясь своими качествами: очаровательным обманом, возможностью при исполнении брать взятки и откаты, способностью умом продумывать всевозможные махинации. Любыми способами герой шёл к личному обогащению, игнорируя нормы морали и нравственности.

Образом господина Гоголь охарактеризовал целый класс «сентиментальных» помещиков, которым свойственны мечтательность и отсутствие деятельности. Такого рода помещики не следят за хозяйством и ничем полезным не заняты. Манилов обходителен, добр и в общении достаточно приятный человек. Но он глуп, пуст и бездарен.

Образ Коробочки в поэме «Мёртвые души»

Настасья Петровна Коробочка разительно отличается от Манилова. Она замечательная хозяйка и в её поместье царит идеальный порядок. Но на этом «хорошее» в помещице заканчивается. Коробочка не развита духовно и не стремится к этому. Всё что ей волнует - быт и двор, на которых свет сошёлся клином. Гоголь с помощью характеристики этой героини раскрывает читателю целый «вид» ограниченных и безперспективных людей.

Образ в поэме «Мёртвые души»

Гоголь причисляет к помещикам, в которых нет серьёзности. Этот герой отличается энергичностью, но его энергия направлена на сиюминутные удовольствия, а не на развитие хозяйства. Ноздрёв игрок и пьяница, легкомысленный балагур с праздным отношением к жизни.

Характеристика в поэме «Мёртвые души»

Образ Михаила Семёновича Собакевича Гоголь ассоциирует с русским медведем. Он степенен, неповоротлив и силён. В нём видится что-то от дикого зверя. Он ценит не эстетику окружающего мира, а его надёжность. За этой грубой силой - суровый

характер, ум и хитрость. Собакевич изворотливый помещик, который готов грядущим на Руси переменам и реформам.

Образ в поэме «Мёртвые души»

представляет в поэме самый необычный и интересный тип помещика. Это скупой старик, жадность которого распространяется не только на крепостных, но и на себя самого. Чрезмерная экономия сделала из помещика бедняка. Скупость и зацикленность на сохранении несуществующего добра не позволяют ему обрести главное в жизни - семью.

Любопытные факты об истории создания поэмы «Мёртвые души»

Николай Васильевич Гоголь посвятил работе над поэмой «Мёртвые души» значительную часть своей писательской жизни. Он не раз переделывал и переписывал свой труд. Сначала поэма была задумана как юмористическое чтиво, но в процессе создания автор сосредоточился на серьёзных проблемах российского общества и полностью изменил концепцию произведения.

Гоголь планировал написать три части «Мёртвых душ». Первая должна была обличить пороки крепостного общества, вторая - подарить героям поэмы возможность искупления и роста, третья - описать будущее России. Но закончил Гоголь лишь первый том, который вышел в печатном варианте в 1842 году. До самой смерти автор трудился над следующей частью, но сжёг почти готовую рукопись. Третий том и вовсе не был написан. Причиной послужила смерть автора… Или, может, то, что Николай Васильевич так и не смог определиться, что же ждёт Россию в будущем.